Еще в детстве я представил себе человеческий век подобием годового круговорота и
разделил его на месяцы. Январь был белым, пеленочным младенчеством, февраль –
ранним детством, с его примороженным медленным временем. С марта по апрель
длилась школа, институтская учеба условно приходилась на май. В свои двадцать
семь, неожиданно, с горьким изумлением я заметил, что подходит к концу июнь моей
жизни…

Как никого другого мне всегда бывало жаль «женщин августа». За их угасающий зной,
за все еще лакомую переспелость, за эту курортность, близящуюся к концу. Уже приготовлены
билеты на поезд, день, другой, и придет пора сложить зонтик, одеться и покинуть
пляж зрелости, чтоб отъехать в сентябрь пятидесятилетних, оттуда в октябрь
пенсии и дальше прямой дорогой в бесконечную зиму, в саван и могилу декабря,
принимающего всех в свою старческую группу «от восьмидесяти и выше»…

Таня Мирошникова была типичной «женщиной августа» ... Читать дальше »

Вначале я долго и брезгливо вытирал о траву железный угол шкатулки. Прежний
страх куда-то подевался, вместо него навалилось отмороженное ненатуральное
спокойствие, граничащее с крайней усталостью.

Над полем стелился тяжелый дегтярный запах мази Вишневского – Марат Андреевич и
Таня оказывали первую помощь раненым.

Маргарите Тихоновне осторожно промывали разбитый глаз, вынимали из брови осколки
стекла, она же пылко говорила мне: «Алексей, горжусь вами, вы настоящий герой! –
и кровь, мешаясь с перекисью, пузырилась на ее щеке. – Как теперь не поверить в
высшую справедливость? То, что именно вы сокрушили Марченко – это знак, я
счастлива, что не ошибалась!» – и эти слова оседали в моей голове холодным,
витиеватым, точно иней, узором.

Сухареву на раздробленную кисть наложили повязку с паркетинами от доспехов убитого
Пал Палыча. Саша во время этой процедуры то и дело восклицал: «Совсем боли не
чувствую!» – но мн ... Читать дальше »

От кофе меня сразу замутило. Я залпом хлебнул коньяку из стоящей на столе
бутылки трехзвездочного «Белого аиста», но храбрости особо не прибавилось. В
коридоре я украдкой остановил Марата Андреевича, попросил таблетки угля и в ванной
съел целую упаковку, жадно запивая водой из-под крана. Шкатулка на шее мешала,
ударяясь о раковину.

Суета и напряжение усилились. Денис на ходу еще раз спросил, все ли готовы,
потом сказал: «Ну, с Богом…», – и сердце у меня глухо стукнуло, словно камень,
брошенный в стену.

Внизу стоял знакомый «раф». Провоторов и Вырин дождались, когда я выйду из
подъезда и сяду в салон. Там уже сидели Игорь Валерьевич, Марат Андреевич, Пал
Палыч и Таня. За рулем был Оглоблин, рядом Ларионов. Я чуть подвинулся, освобождая
место для Луциса. Пол был заставлен сумками с амуницией. Последними влезли Вырин
и Провоторов.

Мы выехали на окружную дорогу, почти вымершую, без машин. Проехав несколько ... Читать дальше »

В цеху погасили свет, кто-то крикнул: «Широнинцы, собрание окончено,
закругляйтесь, мы уже закрываем! На улице договорите!». Заскрипела, наплывая чернотой,
стальная дверь, перекрыла половину входа. Рабочий забил в бетонный пол массивный
стержень шпингалета.

Мы вышли во двор. Ларионов и Оглоблин спохватились, что машина со вчерашнего не
вымыта, сразу побежали за тряпками и ведрами. Через минуту к ним присоединились
Таня, Саша Сухарев, Пал Палыч, Луцис и Игорь Валерьевич.

Тимофей Степанович и четверо Возгляковых сказали, что им еще нужно успеть на
электричку, и попрощались до завтра.

Я остался наедине с Маргаритой Тихоновной. Несколько минут мы смотрели на возню
возле «рафа»: Луцис, закатав рукава, отжимал в ведре тряпку, Пал Палыч возился в
салоне, Таня и Саша мыли резиновые коврики, а Игорь Валерьевич просил у рабочего
немного технического спирта.

Маргарита Тихоновна вдруг произнесла:

– Буркин, разумеетс ... Читать дальше »

«Раф» тормознул у высоких железных ворот. Над бетонной оградой кудрявилась
спираль колючей проволоки. Наш водитель коротко посигналил, и ворота открылись.
Мне показалось, мы въехали на территорию какого-то завода, потому что из чуть
подсвеченных фонарем сумерек выступали одинаковые, точно коровники, цеховые
бараки.

– Вставайте, Алексей Владимирович… – Маргарита Тихоновна к собранию принарядилась
в строгий темно-синий костюм, украшенный на лацкане крупной малахитовой брошью,
соорудила высокую прическу, подкрасила губы, ресницы и нарумянилась. Только туфли
на ней остались вчерашние – черные, с морщинистыми бантиками. – Выходим…

Мною снова овладел страх, и даже деликатное «Алексей Владимирович» уже не успокоило.
Нет, я не боялся расправы. Это было предчувствие необратимости происходящего,
Рубикона, черты, преступив которую, нельзя вернуться в прежнюю жизнь.

Маргарита Тихоновна повторила призыв, но я, точно оглушенн ... Читать дальше »

Далее покатились стремительные и кровавые события, с которых началась моя иная
жизнь. Все произошло буквально за секунды.

Человек, шедший к нам, вдруг содрогнулся, рухнул на колени, держась рукой за
висок, а рядом с ним глухо шмякнулся о землю короткий ломик, кем-то брошенный из
темноты. Возле водителя «Жигулей» уже находился давешний ненавистник Ельцина,
лысеющий здоровяк с бумажным пакетом. Он сделал колющее движение, и сверток
неожиданно погрузился в живот противника, так что бумага сжалась в гармошку
возле его кулака. Он резко вытащил руку, и я увидел длинный прямой клинок. Лысый
повторно воткнул оружие в бок водителю, тот, бездыханный, ополз на землю. Убийца
же расторопно вытер смятой бумагой лезвие.

Колесов успел отбежать на пару метров, но был настигнут фальшивыми дачниками. Я
услышал шорох борьбы.

Алик попытался что-то сказать, но вместо слов отрыгнул кровью. Из горла Алика
торчало острие вязально ... Читать дальше »

А на Рождество пришло извещение о смерти дяди Максима. Милицейский протокол сообщал,
что Вязинцева М. Д. обнаружили мертвым с множественными ушибами и ножевыми
ранениями. В приложенной квитанции указывался сектор и ряд с дядиной могилой на
2-м городском кладбище. В наше зарубежье письмо пришло с большим опозданием –
спустя месяц после похорон.

Мы были очень расстроены этим трагическим известием, папа, прижав кулак к губам,
шептал: «Ой, Максим, Максим», и мама всплакнула – она всегда жалела нашего
беспутного дядю. Помню, она семь лет назад еще хотела пригласить его на Вовкину
свадьбу, но папа отговорил: «Максим напьется, устроит дебош». В итоге мы его не
позвали. И вот дяди не стало.

Насколько мы поняли, убийцу никто не нашел и, наверное, не искал. Дядина былая репутация
подразумевала, что он пал жертвой своих асоциальных знакомых. Это было странным,
ведь если верить рассказам, дядя уже сколько лет не пил. Так ... Читать дальше »

Сам я прочел Книгу лишь спустя месяц после вступления в должность и, признаюсь,
не часто перечитывал – навеянная «память» была всегда одинакова, и мне иногда
думалось, что от повторений она может, как штаны, износиться.

Вообще, пережитое ощущение сложно назвать памятью или воспоминанием. Сон,
видение, галлюцинация – все эти слова тоже не отражают сути того комплексного состояния,
в которое погружала Книга. Лично мне она подсунула полностью вымышленное детство,
настолько сердечное и радостное, что в него сразу верилось из-за ощущения полного
проживания видений, по сравнению с которым реальные воспоминания были бескровным
силуэтом. Более того, этот трехмерный фантом воспринимался ярче и интенсивнее
любой жизни и состоял только из кристалликов счастья и доброй грусти,
переливающихся светом одного события в другое.

У «воспоминания» была музыкальная подкладка, сплетенная из многих мелодий и
голосов. Там угадывалис ... Читать дальше »

В ту же секунду старуха Степанида Фетисова выхватила из вены своей соседки Ирины
Шостак подведенную капельницу и ловко набросила эту импровизированную удавку
Аванесову на шею. Лишившись притока лекарства, Шостак впала в кому, из которой
вышла спустя минуту, после того как подействовала Книга.

Восставших было не остановить. Началась бойня, и задушенный капельницей Аванесов
стал первой жертвой.

Армия Моховой получила боевое крещение по месту жительства. Для расправы достались
четыре медсестры, пять санитарок, три поварихи, две посудомойки-раздатчицы,
завхоз, сторож, он же по совместительству электрик и сантехник, и все пациенты
мужского отделения, общим числом до пятидесяти.

Старух заранее поделили на десятки. Во главе каждого стояла «мамка-десятница»,
которая, в свою очередь, управлялась приказами Моховой или Горн.

Два отряда срочно отправили во двор – охранять ворота и забор – никто не должен
был улизнуть. < ... Читать дальше »

Николай Юрьевич Шульга был пятидесятого года рождения. Рос пугливым и
застенчивым, в школе учился хорошо, но отличался нерешительностью. В результате
простудного заболевания у Шульги развился лицевой тик. Ему сделали несколько
неудачных операций, оставивших глубокие шрамы. Шульга очень стыдился своего недостатка,
усугубленного громоздкими очками. Товарищей он практически не имел. В шестьдесят
восьмом году Шульга поступил в пединститут, но на третьем курсе бросил учебу и
завербовался на северную комсомольскую стройку, где, по его словам, «людей ценят
не по внешности, а за трудовое мужество».

Пару лет Шульга, ломая интеллигентскую натуру, был разнорабочим в нефтеразведке,
труд оказался тяжел и неинтересен, над ним все равно посмеивались, потому что отнюдь
не героического вида Шульга объяснял происхождение тика и шрамов неудачной охотой
на медведя.

В семьдесят втором Шульга подрядился в партию промысловиков по п ... Читать дальше »